Смотреть больше слов в «Энциклопедии Культурологии XX веке»
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-1992) - историк культуры, этнограф. Род. в семье Н.С. Гумилева и А.А. Ахматовой. Расстрел в 1921 отца и постоян... смотреть
ГУМИЛЕВ Николай Степанович (1886—1921) — поэт. Р. в Кронштадте. Отец его был морским врачом. Все раннее детство Г. провел в Царском Селе. Гимна... смотреть
ГУМИЛЕВ Николай Степанович (1886-1921) - поэт. Р. в Кронштадте. Отец его был морским врачом. Все раннее детство Г. провел в Царском Селе. Гимназическое образование начал в Петербурге, закончил в Царском Селе (директором здесь был И. Анненский (см.)). Окончив среднее образование в 1906, Г. уехал в Париж. Параллельно слушанию лекций в Сорбонне, изучает французскую литературу и искусство. Возвращается в Царское Село в 1908, сближается с И. Ф. Анненским и Вяч. Ивановым; участвует в организации журнала «Аполлон» (см.). В 1910 женится на поэтессе А. А. Горенко (Анне Ахматовой, см.). В 1912 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета (изучал старофранцузскую поэзию). В том же году основал литературную группу «акмеистов». Период времени с 1907 весь пересечен путешествиями: Египет, Африка, Абиссиния, Италия. В 1913 - начальник Африканской экспедиции на Сомалийский полуостров (по командировке Академии наук). В 1914 году вступает добровольцем в действующую армию (гусарский полк).В 1917 уезжает в Париж (в связи с переброской на салоникский фронт). Весной 1918 вернулся в Россию. Арестован и расстрелян в 1921 как активный участник Таганцевского контрреволюционного заговора.<p class="tab">Г. представляет собой наиболее яркую фигуру среди «акмеистов». Отталкиваясь в известной мере от символистов (от их безволия и развинченности), акмеисты были все же их литературными наследниками. Если символисты в эпоху расцвета движения представляли «сумеречную» русскую интеллигенцию после разгрома революции 1905 и звали к отдыху в таинственных кипарисовых рощах или к забвению в доморощенных вакханалиях, то акмеисты, сорганизовавшиеся в годы запоздалого расцвета русского империализма (канун войны 1914), с одной стороны, и мощного подъема рабочего движения - с другой, - декларативно и творчески возложили на себя обязательства оздоровления символизма. Акмеизм боролся за утверждение вещности, жадности к жизни. Отталкиваясь от расплывчатости и отвлеченности символизма, акмеисты - каждый по-разному - устремлялись к конкретной, чувственной насыщенности образов (подробно см. Акмеизм). В то же самое время акмеизм в творчестве своих крупнейших представителей причудливо совмещал с указанными выше чертами тягу назад, к усадебному быту, к феодальному романтизму. Налицо был некий «сплав» дворянской и буржуазно-империалистической (научно анализирующей, предпринимательской, утверждающей себя) психоидеологии, что в значительной мере определялось экономической противоречивостью в самом становлении русского империализма, сохранявшего еще в себе черты усадебно-феодального уклада и делавшего, не в пример передовым странам Западной Европы, скачок от полукрепостнических отношений к эпохе крупных комбинатов, банковского магнатства и т. п. Начиная с 1910 творчество Г. ярко демонстрирует картину такой «двуплановости».</p><p class="tab">Первая его книга стихов - «Путь конквистадоров» - неоригинальна с точки зрения поэтической, вся построена на тривиальных символических образах и приемах. Большинство входящих в нее стихотворений - вариации на Бальмонта или перепевы из него (вроде: «Кричит победно морская птица / Над вольной зыбью волны фиорда»).</p><p class="tab">В дальнейшем творчестве очень постепенно и медленно освобождается Г. от заимствованных у символистов выразительных средств: оборотов, эпитетов, сравнений, тяги к античности, мифологичности и т. п. Но он все еще живописует ночь, в к-рой «вспыхивают искрами глаза блуждающих пантер», «рощи полны мандрагорами - цветами ужаса и зла» (Бальмонт плюс Бодлер); жену, «что слишком была красива и походила на луну» (Бальмонт плюс Уайльд); «кипарисовые костры» и «молодые строгие маги» мелькают у него назойливо часто. Он нагромождает мифологические и исторические образы: бонзы Тибета, Тимур, пустыня Гоби, крепость Агры, Лилит и т. п. (стих. «Царица»), Адонис, Гиацинт, Нарцисс, Даная, Одиссей, Навзикая, Аттические выси («Канцоны»).</p><p class="tab">Но крупная творческая индивидуальность Г. не склоняется под бременем заимствований. Он преодолевает их. В процессе творческого роста он все дальше уходит от лирической, расплывчатой символики Бальмонта, все чаще обращается к системе исторических символов и уподоблений Брюсова. Беря эту последнюю манеру за основу, он производит отбор, со ставкой преимущественно на сильное, победное (темы его стихотворений этого времени: воин Агамемнон, император Каракалла, Помпей, северный Раджа, Семирамида и т. п.), чтобы выйти на путь собственной поэтики, собственных приемов. Экзотика приобретает реальность, конкретность. Г. изучает настоящее колониальных стран (Абиссинии, Индо-Китая, Египта) - вещи, людей, нравы. Он романтизирует их, но делает это, не уклоняясь от реальной, опытной основы (вклиняющийся иногда пафосный историзм - от символизма). Это романтизм завоевателя.</p><p class="tab">Если Г. и поет примитивно-стилизованные экзотические песни, то это песни «избранного» светловолосого белого от восторга «узнавания», в сознании необъятных возможностей. Ведь недаром в «Пятистопных ямбах», где поэт живописует, как он «плыл и увозил клыки слонов, / Картины абиссинских мастеров, / Меха пантер», он поет одновременно и гимн войне, некое мистическое ее утверждение; его душа «веселием полна / И ясностью и мудростью, о боге / Со звездами беседует она, / Глас бога слышит в воинской тревоге / И божьими зовет свои дороги».</p><p class="tab">Мировоззрение поэта складывается и находит четкое выражение в творчестве примерно с 1907. Расцвет мастерства - в 1910-1912 (книги «Жемчуга» и «Чужое небо»). Но надо отметить, что уже «Романтические цветы», вышедшие в 1908 в Париже, намечают эту экзотическую струю (цикл «Озеро Чад»), в к-рой мастерство поэта в дальнейшем достигает своей высшей точки. Экзотизм в контексте с милитаристическими устремлениями - типичное для Г. настроение «романтического» колонизаторства, империалистического «конквистадорства».</p><p class="tab">Выступления Г. как критика в журнале «Аполлон» дают уже богатый материал для суждения о нем как об общественной величине. Он упрекает символистов в отсутствии активности, воли к действию: «Пренебрежение к глаголам (у Бальмонта. - О. Б.) - вот что делает его последние стихи мертвенными и неподвижными, потому что поэзия есть мысль, а мысль - прежде всего движение». Гумилев - ярый защитник существующего «культурного» порядка. Недаром он историческую миссию русского символизма видит в спасении «великих» культурных ценностей от напора «черни», дикарей, от людей «второго сорта». По его мнению, русский символизм, помимо всего прочего, «имел еще назначение быть бойцом за культурные ценности, с которыми от Писарева до Горького у нас обращались очень бесцеремонно. Это назначение он выполнил блестяще и внушил дикарям русской печати если не уважение к великим именам и идеям, то, по крайней мере, страх к ним». Естественно, что активность понимается Г. аристократически: существующий порядок непреложен, активность не может итти по линии изменения общественных отношений, сама общественность есть создание избранных индивидуумов. «Бунтовать во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним открытая дверь. Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней. Здесь индивидуализм в высшем своем проявлении творит общественность». И вполне закономерно для Г., «избранного» среди дикарей, провозглашение ультраидеалистического положения, что «зрелость человеческого духа» сказалась в утверждении истины, что «мир есть наше представление». Только форма высшего индивидуализма устраивает Г. Активность, действенность в понимании Г., если совлечь с нее эстетский флёр, - утверждение мира «сильных личностей», разновидность ницшеанства. «Представляющие» мир сильные личности призваны и строить его.</p><p class="tab">Прекрасно для Г., взращенного в Царскосельских садах, прошлое. «Мне суждено одну тоску нести, / Где дед раскладывал пасьянс / И где влюблялись тетки в юности / И танцовали контреданс, / И сердце мучится бездомное, / Что им владеет лишь одна, / Такая скучная и темная / Незолотая старина» («Старина»). Он любовно описывает «Старые усадьбы» в одноименном стихотворении. Но все это, пусть любимое и милое, - все же прошлое.</p><p class="tab">К буржуазному же настоящему, в котором, пусть еще угнетенной, но действующей силой является рабочий класс, - Г. питает отвращение. В «Рабочем» он рисует представителя этого класса, от к-рого он ждет своей гибели. Рабочий перед раскаленным горном отливает пулю, и поэт чувствует, что «пуля, им отлитая, отыщет / Грудь мою, она пришла за мной», и скорбно заключает: «И господь воздаст мне полной мерой / За недолгий мой и горький век. / Это сделал в блузе светло-серой / Невысокий старый человек». Поэт ненавидит «серого» человека. И спасаясь от этого призрака, гоняющегося за представителями старого барства, поэт не за страх, а за совесть примыкает к стану империализма, становясь его верным, проникновенным певцом. Агрессивный дворянин, презирающий даже буржуазную демократию, тактически заигрывающую с «серыми людьми», - он устремляется к империализму, как некоему новому рыцарству, ордену «сильных личностей», завоевателей. Эпигон дворянства, он мнит найти новое утверждение своего класса, перекидывая мост непосредственно от прошлого к «будущему». Еще в 1910-1912 гг. в «Молитве» он выражает это свое credo. «Солнце свирепое, солнце грозящее, / Бога в пространство идущего / Лицо сумасшедшее, / Солнце, сожги настоящее / Во имя грядущего, / Но помилуй прошедшее».</p><p class="tab">В классовом генезисе творчества Г. скачок от дворянского мироощущения к империалистическому кажется на первый взгляд непонятным. Но это только на первый взгляд. Наряду с общими экономическими предпосылками для возможности в акмеизме «сплава» усадебных, буржуазных и подлинно империалистических настроений (об этом - в начале статьи), мы прощупываем в творчестве самого Г. органический путь такой метаморфозы.</p><p class="tab">Романтик с ярко выраженной тягой к экзотическому - он активный боец своей «избранной» классовой группы. Все его творчество отмечено страстью к путешествиям, открытиям, к сильным личностям, к морским путям, ведущим в неизведанные страны. Излюбленный его герой - моряк, капитан, отважный, гнущий команду в бараний рог, обогащенный своим вольным полупиратством; человек, который «бунт на борту обнаружив, / Из-за пояса рвет пистолет, / Так что сыплется золото с кружев, / С розоватых брабантских манжет» («Капитаны»). В обстановке подготовки империалистической бойни и нарастания рабочего движения его творчество естественно устремляется в русло экзотики, окрашенной империалистическими тенденциями.</p><p class="tab">В этом отношении очень типична для Г. поэма «Мик». Она повествует о двух мальчиках, волею обстоятельств попадающих в звериное царство. Один из них черный (сын абиссинского царя), другой - белый. Все склоняется перед белым, звери избирают его царем, а черный становится его верным другом - пажем. Поэт сумел передать в этой, казалось бы детской, поэме всю империалистическую философию предуготованности от бога деления на властвующих белых и подчиняющихся черных. С нежностью поощряет он белого Луи, отчитывающего встречного солдата: «Пусти, болван, пусти, урод, / Я белый, из моей земли / Придут большие корабли / И с ними тысячи солдат. / Пусти, иль будешь сам не рад!»</p><p class="tab">То, что с началом империалистической войны Г. стал стопроцентным поэтом-милитаристом - вполне естественно и общественно-закономерно. В нем, стоявшем на грани, отделяющей Россию полукрепостническую от России, приобщающейся к сонму империалистических держав, - силен был темперамент бойца своего класса. Эстетизм Г. - эстетизм сильной экспансирующей личности, а не «красивой» неги («Я злюсь, как идол металлический / Среди фарфоровых игрушек»; он клянется «быть стрелою, брошенной рукой Немврода иль Ахилла»).</p><p class="tab">Но в милитаризм последнего периода своего творчества он внес наследие прошлого: некую мистическую религиозность, струя которой всегда пробивалась в его произведениях («Все мы, святые и воры, / Из алтаря и острога, / Все мы смешные актеры / В театре господа бога»). Правда, война за «святое» национальное дело была общим буржуазным лозунгом, но Г. придает этому тезису еще и специфический религиозно-мистический характер. Славословя наступление (в одноименном стихотворении), он предупреждает, что «не надо яства земного / В этот строгий и светлый час, / Оттого, что господне слово / Лучше хлеба питает нас», кроткие серафимы становятся своеобразными валькириями («И воистину светло и свято / Дело величавое войны, / Серафимы ясны и крылаты / За плечами воинов видны»).</p><p class="tab">Несмотря на прослойку мистики, а иногда и пессимизма, вполне объясняемого обреченной дворянской «половиной» гумилевского «духа», - он подлинный выразитель отцветшего, не успев расцвесть, российского империализма. Он славословит д’Аннунцио по поводу его выступления в Генуе («Ода д’Аннунцио»), он славословит и самый дух империалистической бойни: «все лучшее, что в нас / Таилось скупо и сурово, / Вся сила духа, доблесть рас, / Свои разрушило оковы».</p><p class="tab">Он отталкивается от расхлябанности российской интеллигенции, не всегда знающей, что ей нужно, и сам характеризует себя как одного из тех людей, к-рые делают ставку на сильные нервы, дающие победу. Что он несет читателям?</p><p class="tab"></p><p class="tab">«Я не оскорбляю их неврастенией,</p><p class="tab">Не унижаю душевной теплотой,</p><p class="tab">Не надоедаю многозначительными намеками</p><p class="tab">На содержание выеденного яйца.</p><p class="tab">Но, когда вокруг свищут пули,</p><p class="tab">Когда волны ломают борта,</p><p class="tab">Я учу их, как не бояться,</p><p class="tab">Не бояться и делать, что надо».</p><p class="tab">И Гумилев вполне последовательно окончил свою жизнь активным участником контрреволюционного заговора против советской власти.</p><p class="tab"></p><p class="tab"><span><b>Библиография:</b></span></p><p class="tab"><b>I.</b> Путь конквистадоров, Стихи, СПБ., 1905; Романтические цветы, Стихи, Париж, 1908 (изд. 3-е, П., 1918); Жемчуга, Стихи, М., 1910 (изд. 3-е, Берлин, 1921); Черное небо, Стихи, СПБ., 1912; Колчан, Стихи, П., 1916 (изд. 2-е, Берлин, 1922); Костер, Стихи, П., 1918 (изд. 2-е, П. - Берлин, 1922); Мик, Африканская поэма, П.,1918 (изд. 2-е, П., 1921); Фарфоровый павильон, Китайские стихи, П., 1918 (изд. 2-е, П., 1922); Огненный столп, Стихи, П., 1921 (изд. 2-е, Берлин, 1922); Дитя Аллаха, Арабская сказка, Берлин, 1921; Шатер, Стихи, Ревель, 1921 (то же, изд. «Цеха поэтов», П., 1921); Тень от пальмы, Рассказы, П., 1922; Стихотворения (посмертный сборник), П., 1922 (изд. 2-е доп., П., 1923); Письма о русской поэзии, П., 1923; К синей звезде, Стихи, Берлин, 1923. Перевел: Готье Т., Эмали и камеи, СПБ., 1914; Кольридж С. Т., Поэма о старом моряке, П., 1919; Гильгамеш, Вавилонский эпос, СПБ., 1919; Французские народные песни, Берлин, 1923. См. еще: Принципы художественного перевода, Сб., изд. «Всемирн. литература», П., 1919 (совместно с К. Чуковским и Ф. Батюшковым).</p><p class="tab"><b>II.</b> Жирмунский В., Преодолевшие символизм, «Русская мысль», 1916, XII; Иванов Г., О поэзии Н. Гумилева, «Летопись Дома литераторов», 1921, I; Мещеряков Н., Волна мистики, «Печ. и рев.», 1922, II; Брюсов В., Суд акмеиста, «Печ. и рев.», 1923, III (по поводу «Писем о русской поэзии» Г.); Горбачев Г., Очерки современной русской литературы, М., 1924 (изд. 3-е, 1925).</p><p class="tab"><b>III.</b> Писатели современной эпохи, т. I, М., 1918; Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917-1927), т. I, Гиз, М., 1928. </p>... смотреть
Николай Степанович [1886—1921]— поэт. Р. в Кронштадте. Отец его был морским врачом. Все раннее детство Г. провел в Царском Селе. Гимназическое образование начал в Петербурге, закончил в Царском Селе [директором здесь был И. Анненский (см.). Окончив среднее образование в 1906, Г. уехал в Париж. Параллельно слушанию лекций в Сорбонне, изучает французскую литературу и искусство. Возвращается в Царское Село в 1908, сближается с И. Ф. Анненским и Вяч. Ивановым; участвует в организации журнала «Аполлон» (см.). В 1910 женится на поэтессе А. А. Горенко (Анне Ахматовой, см.). В 1912 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета (изучал старофранцузскую поэзию). В том же году основал литературную группу «акмеистов». Период времени с 1907 весь пересечен путешествиями: Египет, Африка, Абиссиния, Италия. В 1913 — начальник Африканской экспедиции на Сомалийский полуостров (по командировке Академии наук). В 1914 году вступает добровольцем в действующую армию (гусарский полк).В 1917 уезжает в Париж (в связи с переброской на салоникский фронт). Весной 1918 вернулся в Россию. Арестован и расстрелян в 1921 как активный участник Таганцевского контрреволюционного заговора. Г. представляет собой наиболее яркую фигуру среди «акмеистов». Отталкиваясь в известной мере от символистов (от их безволия и развинченности), акмеисты были все же их литературными наследниками. Если символисты в эпоху расцвета движения представляли «сумеречную» русскую интеллигенцию после разгрома революции 1905 и звали к отдыху в таинственных кипарисовых рощах или к забвению в доморощенных вакханалиях, то акмеисты, сорганизовавшиеся в годы запоздалого расцвета русского империализма (канун войны 1914), с одной стороны, и мощного подъема рабочего движения — с другой, — декларативно и творчески возложили на себя обязательства оздоровления символизма. Акмеизм боролся за утверждение вещности, жадности к жизни. Отталкиваясь от расплывчатости и отвлеченности символизма, акмеисты — каждый по-разному — устремлялись к конкретной, чувственной насыщенности образов (подробно см. «Акмеизм»). В то же самое время акмеизм в творчестве своих крупнейших представителей причудливо совмещал с указанными выше чертами тягу назад, к усадебному быту, к феодальному романтизму. Налицо был некий «сплав» дворянской и буржуазно-империалистической (научно анализирующей, предпринимательской, утверждающей себя) психоидеологии, что в значительной мере определялось экономической противоречивостью в самом становлении русского империализма, сохранявшего еще в себе черты усадебно-феодального уклада и делавшего, не в пример передовым странам Западной Европы, скачок от полукрепостнических отношений к эпохе крупных комбинатов, банковского магнатства и т. п. Начиная с 1910 творчество Г. ярко демонстрирует картину такой «двуплановости». Первая его книга стихов — «Путь конквистадоров» — неоригинальна с точки зрения поэтической, вся построена на тривиальных символических образах и приемах. Большинство входящих в нее стихотворений — вариации на Бальмонта или перепевы из него (вроде: «Кричит победно морская птица / Над вольной зыбью волны фиорда»). В дальнейшем творчестве очень постепенно и медленно освобождается Г. от заимствованных у символистов выразительных средств: оборотов, эпитетов, сравнений, тяги к античности, мифологичности и т. п. Но он все еще живописует ночь, в к-рой «вспыхивают искрами глаза блуждающих пантер», «рощи полны мандрагорами — цветами ужаса и зла» (Бальмонт плюс Бодлер); жену, «что слишком была красива и походила на луну» (Бальмонт плюс Уайльд); «кипарисовые костры» и «молодые строгие маги» мелькают у него назойливо часто. Он нагромождает мифологические и исторические образы: бонзы Тибета, Тимур, пустыня Гоби, крепость Агры, Лилит и т. п. (стих. «Царица»), Адонис, Гиацинт, Нарцисс, Даная, Одиссей, Навзикая, Аттические выси («Канцоны»). Но крупная творческая индивидуальность Г. не склоняется под бременем заимствований. Он преодолевает их. В процессе творческого роста он все дальше уходит от лирической, расплывчатой символики Бальмонта, все чаще обращается к системе исторических символов и уподоблений Брюсова. Беря эту последнюю манеру за основу, он производит отбор, со ставкой преимущественно на сильное, победное (темы его стихотворений этого времени: воин Агамемнон, император Каракалла, Помпей, северный Раджа, Семирамида и т. п.), чтобы выйти на путь собственной поэтики, собственных приемов. Экзотика приобретает реальность, конкретность. Г. изучает настоящее колониальных стран (Абиссинии, Индо-Китая, Египта) — вещи, людей, нравы. Он романтизирует их, но делает это, не уклоняясь от реальной, опытной основы (вклиняющийся иногда пафосный историзм — от символизма). Это романтизм завоевателя. Если Г. и поет примитивно-стилизованные экзотические песни, то это песни «избранного» светловолосого белого от восторга «узнавания», в сознании необъятных возможностей. Ведь недаром в «Пятистопных ямбах», где поэт живописует, как он «плыл и увозил клыки слонов, / Картины абиссинских мастеров, / Меха пантер», он поет одновременно и гимн войне, некое мистическое ее утверждение; его душа «веселием полна / И ясностью и мудростью, о боге / Со звездами беседует она, / Глас бога слышит в воинской тревоге / И божьими зовет свои дороги». Мировоззрение поэта складывается и находит четкое выражение в творчестве примерно с 1907. Расцвет мастерства — в 1910—1912 (книги «Жемчуга» и «Чужое небо»). Но надо отметить, что уже «Романтические цветы», вышедшие в 1908 в Париже, намечают эту экзотическую струю (цикл «Озеро Чад»), в к-рой мастерство поэта в дальнейшем достигает своей высшей точки. Экзотизм в контексте с милитаристическими устремлениями — типичное для Г. настроение «романтического» колонизаторства, империалистического «конквистадорства». Выступления Г. как критика в журнале «Аполлон» дают уже богатый материал для суждения о нем как об общественной величине. Он упрекает символистов в отсутствии активности, воли к действию: «Пренебрежение к глаголам (у Бальмонта. — О. Б.) — вот что делает его последние стихи мертвенными и неподвижными, потому что поэзия есть мысль, а мысль — прежде всего движение». Гумилев — ярый защитник существующего «культурного» порядка. Недаром он историческую миссию русского символизма видит в спасении «великих» культурных ценностей от напора «черни», дикарей, от людей «второго сорта». По его мнению, русский символизм, помимо всего прочего, «имел еще назначение быть бойцом за культурные ценности, с которыми от Писарева до Горького у нас обращались очень бесцеремонно. Это назначение он выполнил блестяще и внушил дикарям русской печати если не уважение к великим именам и идеям, то, по крайней мере, страх к ним». Естественно, что активность понимается Г. аристократически: существующий порядок непреложен, активность не может итти по линии изменения общественных отношений, сама общественность есть создание избранных индивидуумов. «Бунтовать во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним открытая дверь. Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней. Здесь индивидуализм в высшем своем проявлении творит общественность». И вполне закономерно для Г., «избранного» среди дикарей, провозглашение ультраидеалистического положения, что «зрелость человеческого духа» сказалась в утверждении истины, что «мир есть наше представление». Только форма высшего индивидуализма устраивает Г. Активность, действенность в понимании Г., если совлечь с нее эстетский флёр, — утверждение мира «сильных личностей», разновидность ницшеанства. «Представляющие» мир сильные личности призваны и строить его. Прекрасно для Г., взращенного в Царскосельских садах, прошлое. «Мне суждено одну тоску нести, / Где дед раскладывал пасьянс / И где влюблялись тетки в юности / И танцовали контреданс, / И сердце мучится бездомное, / Что им владеет лишь одна, / Такая скучная и темная / Незолотая старина» («Старина»). Он любовно описывает «Старые усадьбы» в одноименном стихотворении. Но все это, пусть любимое и милое, — все же прошлое. К буржуазному же настоящему, в котором, пусть еще угнетенной, но действующей силой является рабочий класс, — Г. питает отвращение. В «Рабочем» он рисует представителя этого класса, от к-рого он ждет своей гибели. Рабочий перед раскаленным горном отливает пулю, и поэт чувствует, что «пуля, им отлитая, отыщет / Грудь мою, она пришла за мной», и скорбно заключает: «И господь воздаст мне полной мерой / За недолгий мой и горький век. / Это сделал в блузе светло-серой / Невысокий старый человек». Поэт ненавидит «серого» человека. И спасаясь от этого призрака, гоняющегося за представителями старого барства, поэт не за страх, а за совесть примыкает к стану империализма, становясь его верным, проникновенным певцом. Агрессивный дворянин, презирающий даже буржуазную демократию, тактически заигрывающую с «серыми людьми», — он устремляется к империализму, как некоему новому рыцарству, ордену «сильных личностей», завоевателей. Эпигон дворянства, он мнит найти новое утверждение своего класса, перекидывая мост непосредственно от прошлого к «будущему». Еще в 1910—1912 гг. в «Молитве» он выражает это свое credo. «Солнце свирепое, солнце грозящее, / Бога в пространство идущего / Лицо сумасшедшее, / Солнце, сожги настоящее / Во имя грядущего, / Но помилуй прошедшее». В классовом генезисе творчества Г. скачок от дворянского мироощущения к империалистическому кажется на первый взгляд непонятным. Но это только на первый взгляд. Наряду с общими экономическими предпосылками для возможности в акмеизме «сплава» усадебных, буржуазных и подлинно империалистических настроений (об этом — в начале статьи), мы прощупываем в творчестве самого Г. органический путь такой метаморфозы. Романтик с ярко выраженной тягой к экзотическому — он активный боец своей «избранной» классовой группы. Все его творчество отмечено страстью к путешествиям, открытиям, к сильным личностям, к морским путям, ведущим в неизведанные страны. Излюбленный его герой — моряк, капитан, отважный, гнущий команду в бараний рог, обогащенный своим вольным полупиратством; человек, который «бунт на борту обнаружив, / Из-за пояса рвет пистолет, / Так что сыплется золото с кружев, / С розоватых брабантских манжет» («Капитаны»). В обстановке подготовки империалистической бойни и нарастания рабочего движения его творчество естественно устремляется в русло экзотики, окрашенной империалистическими тенденциями. В этом отношении очень типична для Г. поэма «Мик». Она повествует о двух мальчиках, волею обстоятельств попадающих в звериное царство. Один из них черный (сын абиссинского царя), другой — белый. Все склоняется перед белым, звери избирают его царем, а черный становится его верным другом — пажем. Поэт сумел передать в этой, казалось бы детской, поэме всю империалистическую философию предуготованности от бога деления на властвующих белых и подчиняющихся черных. С нежностью поощряет он белого Луи, отчитывающего встречного солдата: «Пусти, болван, пусти, урод, / Я белый, из моей земли / Придут большие корабли / И с ними тысячи солдат. / Пусти, иль будешь сам не рад!» То, что с началом империалистической войны Г. стал стопроцентным поэтом-милитаристом — вполне естественно и общественно-закономерно. В нем, стоявшем на грани, отделяющей Россию полукрепостническую от России, приобщающейся к сонму империалистических держав, — силен был темперамент бойца своего класса. Эстетизм Г. — эстетизм сильной экспансирующей личности, а не «красивой» неги («Я злюсь, как идол металлический / Среди фарфоровых игрушек»; он клянется «быть стрелою, брошенной рукой Немврода иль Ахилла»). Но в милитаризм последнего периода своего творчества он внес наследие прошлого: некую мистическую религиозность, струя которой всегда пробивалась в его произведениях («Все мы, святые и воры, / Из алтаря и острога, / Все мы смешные актеры / В театре господа бога»). Правда, война за «святое» национальное дело была общим буржуазным лозунгом, но Г. придает этому тезису еще и специфический религиозно-мистический характер. Славословя наступление (в одноименном стихотворении), он предупреждает, что «не надо яства земного / В этот строгий и светлый час, / Оттого, что господне слово / Лучше хлеба питает нас», кроткие серафимы становятся своеобразными валькириями («И воистину светло и свято / Дело величавое войны, / Серафимы ясны и крылаты / За плечами воинов видны»). Несмотря на прослойку мистики, а иногда и пессимизма, вполне объясняемого обреченной дворянской «половиной» гумилевского «духа», — он подлинный выразитель отцветшего, не успев расцвесть, российского империализма. Он славословит д’Аннунцио по поводу его выступления в Генуе («Ода д’Аннунцио»), он славословит и самый дух империалистической бойни: «все лучшее, что в нас / Таилось скупо и сурово, / Вся сила духа, доблесть рас, / Свои разрушило оковы». Он отталкивается от расхлябанности российской интеллигенции, не всегда знающей, что ей нужно, и сам характеризует себя как одного из тех людей, к-рые делают ставку на сильные нервы, дающие победу. Что он несет читателям «Я не оскорбляю их неврастенией, Не унижаю душевной теплотой, Не надоедаю многозначительными намеками На содержание выеденного яйца. Но, когда вокруг свищут пули, Когда волны ломают борта, Я учу их, как не бояться, Не бояться и делать, что надо». И Гумилев вполне последовательно окончил свою жизнь активным участником контрреволюционного заговора против советской власти. Библиография: I. Путь конквистадоров, Стихи, СПБ., 1905; Романтические цветы, Стихи, Париж, 1908 (изд. 3-е, П., 1918); Жемчуга, Стихи, М., 1910 (изд. 3-е, Берлин, 1921); Черное небо, Стихи, СПБ., 1912; Колчан, Стихи, П., 1916 (изд. 2-е, Берлин, 1922); Костер, Стихи, П., 1918 (изд. 2-е, П. — Берлин, 1922); Мик, Африканская поэма, П.,1918 (изд. 2-е, П., 1921); Фарфоровый павильон, Китайские стихи, П., 1918 (изд. 2-е, П., 1922); Огненный столп, Стихи, П., 1921 (изд. 2-е, Берлин, 1922); Дитя Аллаха, Арабская сказка, Берлин, 1921; Шатер, Стихи, Ревель, 1921 (то же, изд. «Цеха поэтов», П., 1921); Тень от пальмы, Рассказы, П., 1922; Стихотворения (посмертный сборник), П., 1922 (изд. 2-е доп., П., 1923); Письма о русской поэзии, П., 1923; К синей звезде, Стихи, Берлин, 1923. Перевел: Готье Т., Эмали и камеи, СПБ., 1914; Кольридж С. Т., Поэма о старом моряке, П., 1919; Гильгамеш, Вавилонский эпос, СПБ., 1919; Французские народные песни, Берлин, 1923. См. еще: Принципы художественного перевода, Сб., изд. «Всемирн. лит-ра», П., 1919 (совместно с К. Чуковским и Ф. Батюшковым). II. Жирмунский В., Преодолевшие символизм, «Русская мысль», 1916, XII; Иванов Г., О поэзии Н. Гумилева, «Летопись Дома литераторов», 1921, I; Мещеряков Н., Волна мистики, «Печ. и рев.», 1922, II; Брюсов В., Суд акмеиста, «Печ. и рев.», 1923, III (по поводу «Писем о русской поэзии» Г.); Горбачев Г., Очерки современной русской литературы, М., 1924 (изд. 3-е, 1925). III. Писатели современной эпохи, т. I, М., 1918; Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия [1917—1927, т. I, Гиз, М., 1928. О. Бескин... смотреть
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-1992) - русский историк-этнолог, философ, автор оригинальной концепции исторического процесса. Сын поэтов Анны Ахматовой и... смотреть
Лев Николаевич (1912-1992) - русский историк-этнолог, философ, автор оригинальной концепции исторического процесса. Сын поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Арестовывался в 1933 и 1935. В заключении на Беломорканале и в Норильске (1938-1943). В 1948 Г. защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук (тема - "Подробная политическая история первого тюркского каганата"), но, не успев получить документы ВАК, арестовывается. Вновь в заключении - до 1956. Доктор исторических наук (1961, тема - "Древние тюрки 6-8 вв."). Доктор географических наук (тема диссертации - "Этногенез и биосфера Земли", депонирована во ВНИИНТИ в 1979). Основные сочинения: "Хунну" (1960), "Иакинф (Бичурин). Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии" (1960), "Подвиг Бахра-ма Чубины" (1962), "Открытие Хазарии" (1966), "Древние тюрки" (1967), "Поиски вымышленного царства" (1970), "Хун-ны в Китае" (1974), "Этногенез и биосфера Земли. Вып. 1-3" (1979, 1989), "Древняя Русь и Великая Степь" (1989), "География этноса в исторический период" (1990), "Закон Божий" (1990), "Тысячелетие вокруг Каспия" (1991), "От Руси к России: Очерки этнической истории" (1992), "Этносфера: История людей и история природы" (1993), "Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации" (1993), "Из истории Евразии" (1993), "Черная легенда. Друзья и недруги Великой Степи" (1994) и др. Парадоксальная по содержанию и подчеркнуто неакадемическая по способу изложения, философско-исто-рическая концепция Г. в основаниях своих излагается в трактате "Этногенез и биосфера Земли". Своеобразие концепции Г. определяется прежде всего ее исходными установками: 1) преодолеть понимание исторического как "надприродно-го" посредством рассмотрения истории в контексте географических процессов; сфера историко-географических закономерностей связывается Г. с феноменом этноса; 2) подчеркнуть принципиальную "мозаичность" человечества, лишающую оснований европоцентристское разделение народов на исторические и неисторические, передовые и отсталые; исторические свершения связываются Г. не с прогрессом единой человеческой цивилизации, а с активностью дискретных образований - этносов; 3) акцентируя неоднородность исторического времени, сосредоточить внимание на экстраординарных всплесках человеческой активности, имеющих огромные исторические последствия (например, завоевания Александра Македонского или Наполеона), но загадочных по своим источникам и до сих пор не нашедших вразумительного объяснения; 4) свести различие между гуманитарным и естественнонаучным знанием к различию в степени достоверности, ориентироваться на исследовательские стандарты и понятийный аппарат естественных наук; этнос трактуется Г. как природное (хотя и не биологическое) явление. Отношение Г. к историческому материализму напоминает позднесредневековую концепцию "двух истин": поступательное развитие общественно-экономических формаций не отрицается, но фактически относится к разряду "истин веры", тогда как строго научное "эмпирическое обобщение" представляет историю как сеть природных процессов этногенеза. Этнология, разработанная Г., подчеркнуто и последовательно еретична - им отвергаются все выделяемые традиционной наукой признаки этноса: язык, особенности культуры, этноним, самосознание, единство происхождения. Единственным реальным этнодифференцирующим признаком Г. считает этнический стереотип поведения, за которым стоит гипотетическое "этническое поле". Этнос трактуется Г. как энергетический феномен, связанный с биохимической энергией живого вещества, открытой Вернадским. Способность этноса к совершению работы (в физическом смысле - походам, строительству, преобразованию ландшафта и т.п.) прямо пропорциональна уровню "пассионарного" напряжения. "Пассионарность" определяется Г. как способность и стремление к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Проявления пассионарности легко отличимы от обыденных поступков, продиктованных инстинктом самосохранения, - они стихийны и могут быть саморазрушительными. Индивиды-пассионарии (в просторечии - "великие люди") посредством пассионарной индукции "заражают" своих соплеменников, обеспечивая высокий уровень пассионарного напряжения этноса в целом. Универсальная схема этногенеза включает в себя пассионарный толчок, рождающий новую этническую систему, и инерционное движение растраты полученного энергетического импульса - к состоянию го-меостаза (равновесия с окружающей средой). Анализ географии процессов этногенеза (зоны этногенеза представляют собой сплошные полосы на земной поверхности, ограниченные кривизной земного шара) приводит Г. к гипотезе о внепла-нетном происхождении пассионарных толчков. В этнологии Г. различаются этногенез и этническая история. Этногенез обусловлен внеземным пассионарным импульсом, рождающим в определенном регионе суперэтнос (комплекс родственных этносов, аналог "локальных цивилизаций" Тойнби). Этническая история - история отдельного этноса, обусловленная не только ритмом этногенеза, но и особенностями ландшафта, культурными традициями, контактами с соседями и т.п. Именно эти особенности обусловливают внутреннее своеобразие суперэтносов. Этнология Г., представляющая собой необычное сочетание богатейшей фактологии, сверхсмелых гипотез и визионерской убежденности, значительна прежде всего как радикальная постановка проблемы выработки нового понимания истории, вписывающего ее в контекст глобальных природных процессов. В.Н. Фуре... смотреть
ГУМИЛЕВ ГУМИЛЕВСКИЙСеминарская фамилия. От латинского "гумилис" - низкорослый. (Ф)(Источник: «Словарь русских фамилий». («Ономастикон»))ГУМИЛЁВНикола... смотреть
ГУМИЛЕВ Николай Степанович (1886-1921), русский поэт. В 1910-е гг. один из ведущих представителей акмеизма. Для стихов характерны апология "сильного человека" - воина и поэта, декоративность, изысканность поэтического языка (сборники "Романтические цветы", 1908, "Костер", 1918, "Огненный столп", 1921). Переводы. Расстрелян как участник контрреволюционного заговора; в 1991 дело в отношении Гумилева прекращено за отсутствием состава преступления.<br><br><br>... смотреть
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-92), российский историк, географ, доктор исторических (1961) и географических (1974) наук, академик РАЕН (1991). Сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Создатель учения о человечестве и этносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по истории тюркских, монгольских, славянских и др. народов Евразии. Подвергался репрессиям в 1930-50-е гг.<br><br><br>... смотреть
- Лев Николаевич (1912-92) - российский историк, географ, доктористорических (1961) и географических (1974) наук, академик РАЕН (1991).Сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Создатель учения о человечестве иэтносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическуюдоминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по историитюркских, монгольских, славянских и др. народов Евразии. Подвергалсярепрессиям в 1930-50-е гг.... смотреть
(1(14).X.1912, Царское село Петерб. губ. — 15.VI.1992, Петербург) — историк и филолог-востоковед. Родители его — поэты Н. С. Гумилев и А. А. Ахматова. В пед. ин-т им. А. И. Герцена в 1930 Г. не был принят по документам, в 1934 поступил на ист. ф-т ЛГУ. В 1944—45 Г. — в армии, куда ушел добровольцем. Подвергался и в последующие годы полит. преследованиям (1947, 1949, в лагере с 1950 по 1956, когда был реабилитирован за отсутствием состава преступления). После защиты докт. дис. (1961) преподавал в НИИ географии при геогр. ф-те ЛГУ.<p><span class="page">74</span></p><p class="text">Г. автор книг о гуннах, тюрках, хазарах, автор самобытной теории этногенеза (монография «Этногенез и биосфера земли». Л., 1989), занимал особую позицию в освещении рус.-тюрк. отношений в средневековье (монография «Древняя Русь и Великая Степь». М., 1979), считая, в частности, что враждебность рус.-половецких отношений преувеличена: упрек Г. может быть отнесен лишь к тем ученым или литераторам, которые действительно игнорируют как тесные родств. связи рус. князей с половцами, так и воен. союзы с ними.</p><p class="text">Г. принадлежит ряд исследований, посвящ. С. В статье «Монголы XIII в. и „Слово о полку Игореве“» он предложил пересмотреть вопрос о времени создания С., полагая, что оно было написано в 1249—52. Эта работа, а также статья «Несторианство и Древняя Русь», в перераб. и расшир. виде, вошли в главу «Опыт преодоления самообмана» книги «Поиски вымышленного царства» (С. 305—345).</p><p class="text">По мнению Г., С. представляет собой «политический памфлет» (С. 342). Настроенный прозападнически автор С., согласно Г., осуждает «протатарскую политику» Александра Невского, опиравшегося на союз с сыном Батыя Сартаком, покровительствовавшим, по мнению Г., несторианам. Г. полагает, что С. должно было побудить Александра выступить против татар в союзе с зап. соседями.</p><p class="text">Эту идею Г. подкрепляет рядом аргументов. Он вслед за <i>Д. Н. Альшицем</i> приводит соображения, согласно которым С. не могло быть написано в XII в., он также считает, что <i>Святослав Всеволодович</i> Киевский не был «грозным и тем более сильным» (С. 334), полагает, что под <i>Всеволодом Большое Гнездо</i> подразумевается князь владимирский Андрей Ярославич (С. 335), что характеристика <i>Ярослава Осмомысла</i> не соответствует действительности (С. 336), что <i>Кончака</i> — тестя Игоря — не могли называть «поганым» (С. 337), и т. д. Г. находит в С. полускрытые намеки именно на Александра Невского: его «опора на степняков осуждена в оценке Олега Гориславича, быстрота в передвижениях и ссоры с новгородцами — в характеристике Всеслава» (С. 342—343). Предлагает Г. и новые объяснения некоторым словам, исходя из своих представлений о датировке С. Так, «хины» (в С. — «<i>хинове</i>»), согласно Г., — «название чжурчженской империи Кин», которое стало известно на Руси лишь после монг. нашествия (С. 313—318), «<i>деремелу</i>» Г. считает именем монг. баскака (С. 319—320), упоминание «<i>дива</i>» и <i>Трояна</i> осмысливает в контексте отношений Руси к несторианам (С. 320—326), нетрадиционно рассматривает образ <i>Олега Святославича</i> (С. 309—311) и рус.-половецкие отношения XII в. (С. 311—313) и т. д. С., таким образом, по Г., — «литературная стрела», направл. «в грудь благоверного князя Александра Невского, друга Батыя, побратима Сартака и врага рыцарей Тевтонского ордена» (С. 342).</p><p class="text">С резкой критикой концепции Г. выступили <i>Б. А. Рыбаков</i> и <i>Л. А. Дмитриев</i>. Рыбаков указал на множество фактич. ошибок: временных смещений, неверных интерпретаций, произвольных характеристик ист. деятелей, увидев в этом пороки защищаемого Г. «индуктивного» метода исследования, когда концепция не вытекает из фактов, а факты подбираются для уже родившейся в голове ученого умозрительной гипотезы. Г. возразил оппоненту в РЛ (1972) и вновь сформулировал свой основной принцип, согласно которому в средневековых ист. произведениях «всегда идет преображение реальных исторических лиц в персонажи. ...в художественном произведении фигурируют не реальные</p><p><span class="page">75</span></p><p class="text-f0">деятели эпохи, а образы, под которыми бывают скрыты вполне реальные люди, но не те, а другие, интересующие автора, однако не названные прямо» (Может ли произведение изящной словесности... С. 74). Дмитриев, соглашаясь с тем, что в С. «есть целый ряд нарушений исторического правдоподобия», в то же время подчеркивает, что «это именно нарушения, вернее сказать — отступления от исторической достоверности, а не художественный прием, когда описываются одни события, а подразумеваются другие» (К спорам о датировке... С. 85). Сочетание в С. исторически достоверных фактов с худ. их интерпретацией постоянно отмечалось исследователями, но преобладание в этом случае точности над вымыслом, объективности над худ. переосмыслением как раз и приводило к убеждению в том, что С. написано либо непосредственно за описываемыми событиями, либо в ближайшие годы после них.</p><p class="text8-8"><i>Соч.:</i> Монголы XIII в. и «Слово о полку Игореве» // Докл. Отд-ния этнографии Геогр. об-ва СССР. Л., 1966. Вып. 2. С. 55—80 (то же: Les Mongols du XIII<sup>e</sup> siècle et le Slovo o polku Igoreve // Cahiers du Monde Russe et Soviétique. Paris — Sorbonne, 1966. Vol. 7. P. 37—57; Несторианство и Древняя Русь // Докл. Отд-ния этнографии Геогр. об-ва СССР. Л., 1967. Вып. 5. С. 5—24; Поиски вымышленного царства. М., 1970 (глава 13: Опыт преодоления самообмана). С. 305—345 [рец.: <i>Рыбаков Б. А.</i> О преодолении самообмана: (По поводу книги Л. Н. Гумилева «Поиски вымышленного царства») // ВИ. 1971. № 3. С. 152—159]; Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником? // РЛ. 1972. № 1. С. 73—82 [отклик: <i>Дмитриев Л. А.</i> К спорам о датировке «Слова о полку Игореве»: (По поводу статьи Л. Н. Гумилева) // Там же. С. 83—86]; Нужна ли география гуманитарам? // Славяно-рус. этнография. Л., 1973. С. 98—99.</p><p class="podpis">О. В. Творогов</p>... смотреть
1912 –1992) – русский историк, географ, автор теории пассионарности, представитель поздней евразийской школы. Сын русских поэтов Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Подвергался репрессиям в 1930-50-е гг. Создатель учения о человечестве и этносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по истории тюркских, монгольских, славянских и других народов Евразии. Был сторонником теории органицизма, считая, что жизнь этноса полностью повторяет стадии развития живого организма – рождение, становление, дряхление, смерть.... смотреть
1912-1992) русский ученый - историк, географ, автор теории этногенеза. Генеральная идея его творчества - евразийство, значительное направление русской исторической мысли, возникшее в первой половине нашего века. Евразия (по Гумилеву) это не только огромный континент, но и сформировавшийся в центре его суперэтнос с тем же названием. Его воззрения, по мнению ученых, далеко не традиционный географический детерминизм, а очень сложная система, в которой взаимодействуют не локальные объекты, а Космос и биосфера Земли в целом. В этой системе представлен весь комплекс взаимоотношений этноса и его ландшафта. Основные труды: Этногенез и биосфера Земли, От Руси к России: очерки этнической истории, Древняя Русь и Великая степь и многие др.... смотреть
1912–1992) – советский этнолог, создатель пассионарной теории этногенеза, открыл феномен комплиментарности, выявил фактор развития этнических систем – энергию, которая объясняла законы формирования суперэтноса. Подход, предложенный Гумилевым, отвечает стандартам межпланетарного анализа, так как объясняет процесс этногенеза выбросами космической энергии. Возникающее на основе этих выбросов явление пассионарного (от лат. passio – страсть) скачка приводит к возникновению этноса, который существует 12 000-15 000 лет и проходит стадии подъема, акматическую стадию, фазу надлома, инерционную, стадию обскурации и мемориальную стадию. На протяжении исторического процесса происходит неизбежное смешение этносов, которое не всегда позитивно. Наложение друг на друга несовместимых мироощущений этносов, ассимиляция разнохарактерных поведенческих стереотипов, негармоничное сочетание двух-трех элементарных этносов рождает такое явление, как «химера» (в биологии это особая форма клеток, возникающая в результате прививок). По выражению Гумилева, «идеологические концепции, порождаемые химерами, наподобие вампиров, «сосут кровь» из здоровых этносов». Теоретическим ядром его концепции является «пассионарность» означает особый вид энергии, «уклонение от видовой нормы» – это биофизический фактор, способность и стремление к изменению окружающей среды или (говоря языком физики) к нарушению информации агрегатного состояния среды, это источник волны, каждый раз заставляющий материю реорганизовываться. Пассионарный толчок ведет к мутации. Рождение мутантов есть, по Гумилеву, рождение пассионариев — индивидов с повышенной энергетичностью. Импульс пассионарности может быть так силен, что носители данного признака не могут рассчитать последствий своих поступков. Поэтому пассионарность следует понимать не как атрибут сознания, а как важный признак конституции нервной системы. Пассионарность обитает в сфере эмоций, в отличие от активности, связанной с деятельностью сознания. Причем пассионариев могут характеризовать весьма далекие от идеальных качества: амбициозность, гордость, тщеславие, алчность и пр. «Пассионарность – это характерологическая доминанта, необходимое внутреннее стремление (осознанное или чаще неосознанное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели (чаще иллюзорной). Заметим, что цель эта представляется пассионарной особи ценнее даже собственной жизни и счастья современников и соплеменников. Степень пассионарности может быть различной, но для того, чтобы явление пассионарности имело явные и фиксируемые в истории проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т.е. пассионарность полагается как признак не только индивидуальный, но и популяционный. Гумилев формулирует весьма любопытный закон, согласно которому работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения, а пассионарное напряжение этноса – это количество имеющейся в этнической системе пассионарности, поделенное на количество персон, составляющих этнос. Периоды же стабильного роста культуры и уровня жизни связаны с периодами общего снижения и спада пассионарного напряжения. Теория фазового развития этноса позволяет говорить о рождении нового направления – социоестественной истории. Пассионарность включает в себя два фактора: потерю энергии первоначального толчка (старение) и насильственное воздействие соседних этносов или других сил природы (смещение). Последнее имеет деформирующий характер. Быстрый подъем пассионарности и медленная его утрата – схема, действительная для всех известных этносов. Принцип этногенеза указывает на угасание импульса вследствие энтропии, или (что то же самое) система утрачивает пассионарность из-за сопротивления окружающей среды – этнической или природной. В общем плане источник пассионарности связывается с факторами космического порядка, в частности с циклическими процессами солнечной активности. Гипотеза вариабельного космического облучения предлагает определенный ответ на вопрос о механизме образования этносов. Поверхность Земли как экран принимает космические лучи, источником которых могут быть либо многолетние вариации солнечной активности, либо вспышки новых звезд. Большая часть их задерживается ионосферой. Оставшаяся часть, деформированная магнитным или гравитационным полем Земли, принимает облик геодезических линий, часть из которых обладает мутагенными свойствами. В облученных ареалах появляются мутанты, но мутанты-уроды устраняются естественным отбором быстро, а пассионарии – медленно, ибо они есть норма. Человеческий разум соотносится с формулами энергопотоков, он обусловливает действия, отвечающие импульсам энергопотоков. Если допустить, что человеческий разум – путь к экрану, отбрасывающему биохимические импульсы, как зеркало отбрасывает солнечный луч, превращая его в лик, то обратный путь биохимического импульса, зафиксированный человеческим сознанием, будет тем, что принято называть мироощущением, с которым, однако, не следует смешивать сознание и мировоззрение. Гумилев подчеркивает, что биогенная миграция атомов химических элементов всегда стремится к материальному проявлению в биосфере, т.е. имеет в виду факт повышенной активности. Эволюция социогенеза достаточно сложна. Современный этап развития представлений о социальной эволюции вводит понятие «мулътикультурные конфигурации», показывающее не только известную градацию мира на восток-запад, север-юг, но и взаимодействие над-, меж и региональных сообществ. Фундаментальным основанием мультикультурной эволюции является повсеместная экспансия транснациональной рыночной модели. Она влечет за собой сдвиги в сфере социальных отношений, изменение стереотипов всех видов. Выделяют пять видов специфических цивилизационных пространств: атлантическое, тихоокеанское, евразийское, «южное» и транснациональное. Как считают философы, процесс социального эволюционирования предполагает становление нового мирового порядка не как покорение одной цивилизации другими, а как возникновение и становление общемировой, общепланетарной цивилизации, субъект которой – человечество в целом. Значимым становится императив «Думать глобально – действовать локально». Отличительным симптомом и признаком такой универсализации является возможность быстрой сетевой компьютерной связи человека с интеллектуальными ресурсами всего человечества, коллективным интеллектом и мозгом планеты. ... смотреть
1912-1992) - этнограф, историк и философ.. Концепцию Н.Л. Гумилева отличает стремление связать социальное и природной в единый ряд развития. Эта задача осуществляется благодаря тому, что исходная для Гумилева категория этноса рассматривается им двояко - как социокультурная общность и как форма внутренней дифференциации вида “человек” разумный в зависимости от географических условий. ... смотреть
(1912—1992) — рус. историк, географ, академик РАЕН, один из самых оригинальных представителей отеч. культурологии. Сын Н.Гумилева и А.Ахматовой, подвергался репрессиям в 1930—50-х гг. В своих фундаментальных трудах по евразийской истории рассматривает культуру как результат органического взаимодействия природной среды, этноса и мутационных космических влияний, вызывающих так называемую «пассионарность», т.е. циклическую способность людей к сверхнапряжению и творчеству. Г. считает, что начало своего истор. пути этносы получают из космоса. Становление новых народов (этногенез) — явление природное, в то время как в процессе пассионарного подъема этносы создают свой особый тип культуры — творение рук человека и его разума. Для всех пассионариев характерно посвящение себя той или иной цели жизни. Любая культура не только кристаллизует новый, оригинальный тип мышления и стереотип поведения, но обязательно связана генетически с прежними культурами, их традициями. Существуя ок. 1200—1500 лет, этнос развивает свою культ. традицию, затем в ней появляются новые пассионарии, возвещающие становление нового этноса. Между тем, угасание активности, гибель этноса может проходить как засыпание, растворение этноса в др. народах, но может приносить и огромные соц. конфликты и потрясения. Исследования Г. о влиянии геогр. среды на этногенез и развитие культуры имеют опред. созвучие с идеями евразийства. Г. усиливает аргументацию Н.С.Трубецкого о том, что не существует общечел. культуры. Обращаясь к теории систем, он подчеркивает идею евразийства о развитии нац. культуры. Из нее следует, что выживает и успешно функционирует только достаточно сложная система. Общечел. культура может существовать лишь при опред. упрощении, когда уничтожены все нац. культуры. Но предельное упрощение системы означает ее гибель; напротив, система, обладающая значительным числом элементов, имеющих единые функции, жизнеспособна и перспективна в своем развитии; такой системе будет соответствовать культура отд. «нац. организма». По мысли Г., евразийство представляет собою такую «идею-силу», к-рая может спасти Россию как евразийскую державу. Осн. работы, в к-рых отражены культурол. идеи Г.: «Древние тюрки» (1967), «Этногенез и биосфера Земли» (1979; 1989), «Древняя Русь и Великая степь» (1989), «От Руси к России (1992). Автор истор. романа «Синее железо» (1964) и опубл. посмертно фантастического романа «Волшебные папиросы» (1942). Соч.: Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990; В поисках вымышленного царства. М., 1992; Древний Тибет. М., 1996; Открытие Хазарии. М., 1996; Древняя Русь и Великая степь. М., 2004; История народа хунну. М., 2004; Конец и вновь начало. М., 2007; Тысячелетие вокруг Каспия. М., 2008; Черная легенда. СПб., 2008. М.М.Новикова ... смотреть
(1(14).10.1912, Петербург 16. 06. 1992, Петербург) этнограф, историк и философ. Сын поэтов Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Проф. географического ф-та Ленинградского ун-та, акад. Академии естественных наук. Научную деятельность начал как историк древн. народов Евразии: хуннов, хазар, тюрок, монголов, китайцев, тибетцев и др. Эти изыскания послужили базой для разработанной Г. глобальной концепции мировой истории как истории взаимодействия народов (этносов), их формирования, подъема и упадка. Концепцию Г. отличает стремление связать социальное и природное в единый ряд развития. Данная задача осуществляется благодаря тому, что исходная для Г. категория этноса рассматривается им двояко как социокультурная общность и как форма внутренней дифференциации вида homo sapiens в зависимости от географических условий жизни и хозяйственной деятельности. Отсюда этногенез определяется как локальный вариант внутривидового формообразования, обусловленного сочетанием исторического и хороломического (ландшафтного) факторов. Как элементы природы, этносы, по Г., входят в состав динамических систем, включающих в себя наряду с людьми домашних животных и культурные растения, искусственные и естественные ландшафты, богатства недр, создаваемые трудом человека предметы его культурного мира. По аналогии с биоценозами Г. назвал эти системы этноценозами. Поскольку этносы выступают и как природные образования, их временные рамки не совпадают с ритмом смены общественно-экономических формаций. Есть народы, к-рые пережили ряд формаций, и есть такие, чья история была значительно короче того времени, в течение к-рого существовала та или иная формация. Этнос как форма локального существования вида homo sapiens, по Г., есть коллектив индивидов, противопоставляющих себя др. коллективам по принципу *мы* *они*. Основания для такого рода объединений и противопоставлений могут быть разными: общность языка, религии, культуры, государственной принадлежности и т. п. *Этничность* есть универсальный признак человека: нет и никогда не было людей, к-рые не принадлежали бы к к.-л. этносу; при этом этническая принадлежность ощущается как естественный факт. Структура этносов мозаична, практически все они включают в себя различные племена, социально-правовые корпорации, субэтнические группы (напр., поморы, казаки, старообрядцы у русских; хайлендеры и лоулендеры у шотландцев и т. п.). Одновременно этносы включены в более широкие системы-суперэтносы (*Запад*, *Мир ислама* и т. п.). Единство этноса в наибольшей степени выражается в общности фундаментальных стереотипов поведения. Сознание указанного единства символизирует этническое самоназвание (этноним), правда, с течением времени этнонимы могут переходить от одного народа к др., маскируя, т. обр., реальные *разрывы* этнической истории. Наиболее оригинальная часть теории Г. выявление механизмов этногенеза. Этносы рождаются там, где налицо неповторимое сочетание элементов ландшафта. Характер этой территории (*место-развития*) оказывает определяющее воздействие на духовный склад и обычаи народа. Для этногенеза необходимо не только разнообразие условий (напр., горы степь, леса луга озера и т. п.), но и разнообразие исходных *человеческих* компонентов. Поэтому возникновение новых народов является результатом тесного контакта различных этнических групп. Так, русские произошли от славян и угрофиннов с нек-рой примесью тюрок, предками англичан были англы, саксы, кельты, норманны и т. д. Формирование этноса требует включения нек-рого дополнительного *фактора икс*, до сих пор еще не раскрытого учеными. В качестве такого фактора Г. вводит в употребление новый параметр этнической историипассионарность. Это особый эффект избытка биохимической энергии, проявляющийся в повышенной тяге людей к действию. Носителей данного качества Г. назвал пассионариями. Стремясь изменить мир, они организуют далекие походы, покоряют др. народы или, наоборот, самоотверженно противостоят захватчикам, создают и проповедуют новые религии и научные теории. Именно пассионарии, по Г., и выступают в качестве фермента этногенеза, а также его движущей силы. Формирование нового этноса, связанное с ломкой старых моделей поведения и созданием новых, требует мощнейшего выброса человеческой энергии. Поэтому оно осуществляется при очень высокой концентрации пассионариев в данной человеческой популяции. При этом процессы этногенеза распределены во времени и пространстве крайне неравномерно. В истории можно выделить несколько взрывов этногенеза, когда в различных точках планеты почти одновременно рождалось множество новых народов, а в промежутках между этими взрывами этногенез повсюду как бы затухает. Поскольку места возникновения новых этносов располагаются в регионах, вытянутых либо по параллелям, либо по меридианам, либо под углом к ним, но всегда в виде сплошной полосы, Г. делает вывод, что вспышки этногенеза надо объяснять мутацией, происходящей под влиянием каких-то природных факторов, действующих определенное время на определенный участок земной поверхности. Принимая во внимание, что такого рода мутации должны вызывать резкое повышение уровня пассионарности в человеческих популяциях, Г. назвал их пассионарными толчками. Пассионарный толчок образует начальную точку этногенеза. Дальше развитие этноса переходит в фазу подъема, когда создается спаянная пассионарной энергией новая целостность, к-рая, расширяясь, подчиняет соседние народы. Но наивысший подъем пассионарности (в т. наз. акматической фазе) ведет к тому, что *спокойное* развитие об-ва оказывается невозможным. Одержимые жаждой самоутверждения, пассионарии сталкиваются друг с другом, конфликты, обостряясь, выливаются в вооруженное противоборство. В результате происходит огромное рассеяние энергии и вместе с тем взаимное истребление пассионариев, ведущее в конечном счете к *сбросу* излишней пассионарности и восстановлению в об-ве видимого равновесия. Это создает почву для расцвета культуры, накопления материальных благ, создания больших государств. Но этнос уже живет *по инерции*. Постепенно ведущее место в нем занимают люди с пониженной пассионарностью. стремящиеся избавиться не только от беспокойных пассионариев, но и от трудолюбивых, гармоничных людей. Этнос вступает в фазу обскурации, в к-рой процессы распада становятся необратимыми, везде господствуют эгоистичные и вялые люди, способные лишь потреблять накопленные блага. Последние стадии жизни умирающего этноса - мемориальная, когда этнос окончательно утрачивает способность к творчеству, сохраняя память о своей исторической традиции, и время равновесия с природой (гомсостаз), когда утрачивается и память, а энергии этноса хватает лишь на то, чтобы поддерживать налаженное предками хозяйство. Новый цикл может начаться только очередным пассионарным толчком, но он не реанимирует старый этнос, а создает новый, давая начало следующему витку истории. Общий срок жизни этноса при условии, что она не будет оборвана насильственно, составляет, по Г., не более 1200-1500 лет. Интерпретируя разработанную им концепцию этногенеза на фактах отечественной истории, Г. высказал мысль, что в ней действуют два разных этноса. Первый из них восточнославянский, образовавшийся в начале нашей эры и создавший обширное государство с центром в Киеве. Свой исторический путь он закончил в самом конце XV в., когда была уничтожена независимость последнего осколка Киевской Руси Новгорода. Второй - собственно русские, чья этническая история, начавшаяся в XIV вв., разворачивается далее как история Московского царства, а затем Российской империи. В XVII-XVIII вв. русские проходят через фазу развития повышенной пассионарности (акматическую) и начиная примерно с 1800 г. вступают в полосу надлома, продолжающуюся, по-видимому, и поныне. Г. выделил XIII XV вв. как время интерференции, *наложения* друг на друга завершающей стадии этнокультурной истории Киевской Руси и начального этноса истории России. Благодаря этой интерференции и преемственности православной традиции эти две истории воспринимаются нами как единая. Рус. этнос, согласно Г., примерно на 500 лет моложе западноевропейских народов. Поэтому, как бы мы ни старались воспроизвести европейские формы жизни, мы не сможем добиться благосостояния и нравов, характерных для Запада, к-рый находится ныне в инерционной фазе и принадлежит к иному суперэтносу. Можно, конечно, попытаться войти в его состав, но платой за это будет полный отказ от отечественных традиций и последующая ассимиляция. Продолжая традицию Данилевского, Г. понимал Россию как особый культурно-исторический мир, судьбы к-рого связаны не с Западом, а с судьбой др., входящих в нее и участвовавших в ее историческом формировании народов. В этом смысле философия истории Г. является прямым продолжением традиций евразийства. Евразия, по Г., представляет собой определенную целостность, здесь на просторах огромного континента сложилась целая система сравнительно гармоничных отношений народов и этнических групп, живущих нередко на одной территории, и тем не менее не мешающих друг другу в силу того, что они занимают разные экологически-ландшафтные ниши. Это позволяет, с т. зр. Г., говорить о наличии особого многонационального суперэтноса евразийского, к к-рому принадлежат и русские. Обосновывая единство судеб евразийских народов, Г. не останавливался перед пересмотром устоявшихся исторических стереотипов. Он отмечал, напр., что монгольское завоевание нельзя свести к грабежу и погрому, что в результате его между Русью и Ордой установились сложные отношения противоречивого и полезного для обеих сторон симбиоза. Личная судьба Г., включая возможность пропагандировать свои взгляды, была очень непростой. Он неоднократно подвергался репрессиям и в общей сложности провел в лагерях ок. 14 лет. Еще несколько лет, к-рые можно было посвятить творчеству, отняла война. Идеи Г. считались еретическими, его труды замалчивались, а попытки их популяризации со стороны отдельных ученых пресекались. Лишь в последние годы своей жизни Г. получил возможность издавать книги, выступать перед широкой аудиторией, усилился интерес к его взглядам как в научной среде, так и среди общественности.... смотреть
(1812-1982) русский историк, философ, географ. Он выдвинул концепцию, объединяющую всемирную историю с различными влияниями космических сил. С его точки зрения, всемирная история это история этносов (народов), каждый из которых представляет собой «специфическую человеческую целостность». Все этносы являются «действующими лицами» в театре истории. Всемирная история народов зависит от географического пространства и развивается в историческом времени. Под этносом Гумилев понимал коллектив людей, противопоставляющий себя всем другим таким же коллективам. В то же время, люди подсознательно ощущают близость по принципу «Мы они». Этносы отличаются определенными стереотипами поведения по отношению к географической среде. Их появление связано с генетическими мутациями и влиянием космофизических процессов на биосферу Земли. В появлении новых этносов большую роль играет повышенная тяга к действию, активность («пассионарность»). Люди, в которых появляются новые генетические признаки вследствие микромутаций, называются «пассионариями». Пассионарии обладают повышенной способностью к борьбе, готовы переносить любые испытания, преодолевать трудности и лишения. Они стремятся изменить среду своего обитания. Повышенная активность и энергия пассионариев имеют, согласно идеям Гумилева, биохимическую природу, поскольку их организм способен «вобрать» энергии из окружающей среды больше, чем необходимо ему для поддержания собственной жизни. Этот излишек энергии тратится на борьбу. Пассионарии переносят свою избыточную энергию на управление соплеменниками, на выработку новых стереотипов поведения. В результате деятельности на протяжении одного-двух поколений некоторой «критической массы» пассионариев возникает новый этнос. Развитие народов проходит, по Гумилеву, несколько стадий: возникновение и подъем этноса, вызванный пассионарным толчком: фаза наибольшего подъема этнической активности, которая сопровождается внутриэтническим соперничеством; фаза рассеивания пассионарной энергии, ее кристаллизация в памятниках культуры и искусства; фаза жизни этноса «по инерции» и, наконец, фаза необратимой деградации этноса и, в конечном счете, обывательского покоя. Средний период существования этноса, по Гумилеву, от 1200 до 1500 лет.... смотреть
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-92) - российский историк, географ, доктор исторических (1961) и географических (1974) наук, академик РАЕН (1991). Сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Создатель учения о человечестве и этносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по истории тюркских, монгольских, славянских и др. народов Евразии. Подвергался репрессиям в 1930-50-е гг.<br>... смотреть
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-92), российский историк, географ, доктор исторических (1961) и географических (1974) наук, академик РАЕН (1991). Сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Создатель учения о человечестве и этносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по истории тюркских, монгольских, славянских и др. народов Евразии. Подвергался репрессиям в 1930-50-е гг.... смотреть
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-92) , российский историк, географ, доктор исторических (1961) и географических (1974) наук, академик РАЕН (1991). Сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Создатель учения о человечестве и этносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по истории тюркских, монгольских, славянских и др. народов Евразии. Подвергался репрессиям в 1930-50-е гг.... смотреть
(1914-1992)советский историк и этнограф, разработавший своеобразную концепцию происхождения этносов и психологии людей, к ним принадлежащих, отраженную... смотреть
стих. «Волшебная скрипка (перс.- мальчик)
Гумилев, Николай Степанович (3 апр. 1886 в Кронштадте — расстрелян за активное участие в белогвард. заговоре 24 авг. 1921) — поэтПсевдонимы: Грант, Ан... смотреть
ГУМИЛЕВ Николай Степанович (1886-1921) - русский поэт. В 1910-е гг. один из ведущих представителей акмеизма. Для стихов характерны апология "сильного человека" - воина и поэта, декоративность, изысканность поэтического языка (сборники "Романтические цветы", 1908, "Костер", 1918, "Огненный столп", 1921). Переводы. Расстрелян как участник контрреволюционного заговора; в 1991 дело в отношении Гумилева прекращено за отсутствием состава преступления.<br>... смотреть
Гумилев Николай Степанович [3(15). 4.1886, Кронштадт, ≈ 24.8.1921, Петроград], русский поэт. Выступил в печати в 1902. Начинал как ученик символистов, ... смотреть
ГУМИЛЕВ Николай Степанович (1886-1921), русский поэт. В 1910-е гг. один из ведущих представителей акмеизма. Для стихов характерны апология "сильного человека" - воина и поэта, декоративность, изысканность поэтического языка (сборники "Романтические цветы", 1908, "Костер", 1918, "Огненный столп", 1921). Переводы. Расстрелян как участник контрреволюционного заговора; в 1991 дело в отношении Гумилева прекращено за отсутствием состава преступления.... смотреть
ГУМИЛЕВ Николай Степанович (1886-1921) , русский поэт. В 1910-е гг. один из ведущих представителей акмеизма. Для стихов характерны апология "сильного человека" - воина и поэта, декоративность, изысканность поэтического языка (сборники "Романтические цветы", 1908, "Костер", 1918, "Огненный столп", 1921). Переводы. Расстрелян как участник контрреволюционного заговора; в 1991 дело в отношении Гумилева прекращено за отсутствием состава преступления.... смотреть